Жизнь в деревне перед и во время I-й Мировой войны.
= Как я был пастухом.
-
Особенно памятными днями моего детства и юности остались дни, когда я пас скот
в с. Советная, это было в 1911-1912 годах и мне тогда было 13-14 лет. Быть
пастухом, это был не детский труд, труд взрослого здорового мужчины, этот непосильный
труд нести заставляла нас наша бедность. Пасли крупный рогатый скот весной и
осенью, летом весь скот гулял днем и ночью на поскотине, без всякого пастуха.
Весной начинали пасти скот, как только стает снег, и заканчивали, когда
зазеленеют всходы озимых. Пасли скот на полях, около Сибирского тракта: у
"Пономарят", в "Чертеже", на "Высоком" и под
Сабаркой. Платили за эту работу 50 копеек с головы, табун набирался 30-35
голов. Период пастьбы длился 30-40 дней. Помогал мне пасти мой младший брат
Александр. Утром мы вставали в 5 часов, с восходом солнца и кончали пасти после
заката солнца, так каждый день по 16 часов на ногах, в любую погоду, в дождь и
в холод. Места, где приходилось пасти скот были красивые. Просторные поля, не
глубокие овраги, поросшие кустарником, рябиной, ивой, калиной. Вокруг много
лиственных лесов, березняков, осинников.
И вот, весной, когда все просыпается от зимней спячки, начинает кругом
зеленеть, а потом цвести, лес наполняется разноголосым пением птиц. Ярко светит
весеннее солнце. Вот когда ты близко соприкасаешься с природой и находишься
среди нее, тебе открывается много интересного. Я с упоением слушал песни, трели
соловьев! Я находил их гнезда, я наблюдал за ними. Я видел десятки различных
красивых птиц, правда, я не знал, как их называют. Самое красивое зрелище - это
наблюдать и слушать жаворонка, который над твоей головой висит в поднебесье.
Жаворонок поднимается высоко, высоко, а потом камнем падает, пикирует на землю.
Я наблюдал за маленькими зайчатами, только что родившимися, я видел, как
полевая мышка, выйдя из норки, начинает "умываться", я находил много
птичьих гнезд с яйцами и птенцами. Как вокруг все было торжественно и красиво!
Чтобы всю эту красоту описать, надо быть писателем, художником!
-
Мой табун знал свой маршрут, по которому я перегонял и пас скот. А в 12 часов у
коров перерыв на пережевывание жвачки и отдых. Время я измерял лаптями: в 12
часов самая короткая тень - 6 лаптей - значит обед. Когда моя тень составляла
18 лаптей, значит, пора гнать коров домой. Коровы обильно наевшись, свежей
весенней зелени в определенном месте в 12 часов ложились отдыхать. Мною, для
лежбища коров было облюбовано самое красивое место в овраге, на опушке
березовой рощи, в тени. Я тоже располагался на обед. Обед мой был бедный: кусок
черного хлеба, вареная картошка, иногда была бутылка молока или одно яйцо. Этот
отдых продолжался около часа, это было самое приятное время. Потом коровы как
по команде начинают подниматься и продолжают пощипывать молодую зеленую травку.
С наступлением жаркого периода спокойствие заканчивалось, некоторые коровы
стремились убежать домой, приходилось за ними побегать, иначе за одной коровой
мог убежать весь табун, тогда хозяева коров выражали пастухам свое
неудовольствие. Поэтому мы с братом принимали все меры, чтобы удержать коров,
набегаешься, устанешь, поплачешь несколько раз. Чтобы облегчить наше положение,
нам посоветовали сходить к деду Сёмиху, который всю жизнь прожил в курной (он
жил 90 лет) черной избушке, караулил Магазию (общественный амбар с хлебом).
Якобы Сёмих знает такое средство, что коровы не будут разбегаться из табуна,
будут спокойно пастись. И вот мы у деда Сёмиха, ему было уже лет 80, он был
весь седой, почерневший, но ещё крепкий старик, жил он в этой избушке один, с
Шариком, таким же, старым. Мы рассказали деду о своем горе, он нас внимательно
выслушал (он был наш дальний родственник) и к нашей просьбе отнесся с
пониманием. Он нам сказал, что нужно сделать, чтобы коровы не разбегались. Надо
найти куст рябины, который растет из муравейника, вырубить из этого куста
палку. Дальше дед разъяснил, как обращаться с этой палкой: воткните палку в
землю в центре табуна и коровы будут мирно пастись около палки, потом её можно
перенести в другое место и коровы опять будут пастись, не разбегаясь. Но
сначала палку нужно принести деду, чтобы он сделал на нее наговор. Наша задача
найти рябину, которая растет в муравейнике. Мы обо всем рассказали родителям,
они одобрили эту затею и начались поиски такой рябины. Отец активно включился в
это дело и через несколько дней где-то нашел такой куст рябины в муравейнике,
вырубил из него кривую сучковатую палку и вручил нам. Мы торжествовали заранее
нашей победе! Пастухи обзавидуются, а мы ничего не расскажем о нашем
изобретении. Настал день, когда мы вооруженные волшебной палкой погнали коров!
Пригнали коров на пастбище, воткнули палку в землю в середине табуна и стали
ждать результатов. В начале дня эта волшебная палка, как будто бы, действовала:
коровы мирно паслись, не разбегались. А вот во второй половине дня коровы, как
будто, взбесились, одна за другой начали разбегаться, некоторые побежали домой!
Мы с братом с трудом собрали коров в табун, вспотевшие, уставшие, мы плакали от
горя и досады, что волшебная палка отказала в работе! Мы делали еще несколько
попыток использовать палку, прибегая к разным молитвам, но коровы игнорировали
нашу палку и еще больше стали бегать, чем прежде. Мы с проклятием сломали палку
и выбросили, продолжая пасти коров без волшебства и молитв, надеясь только на
свои ноги и кнут, и дело пошло лучше. Вначале мы искренне верили в эту
волшебную силу палки, как и наши родители.
-
Больше всего мы любили пасти коров около Сибирского тракта. Сибирский тракт с
обеих сторон в два ряда обсажен берёзами. По тракту шло и ехало много людей.
Впервые в жизни на этом тракте я увидел автомобиль. Это было чем-то невероятным
и необъяснимым! Я не мог себе представить быстрое движение телеги без лошади!
Об увиденном чуде, я с волнением рассказал родным и ребятам. В нашем селе в то
время никто не мог объяснить, что это такое. Пытались растолковать бывшие
солдаты, которые видали автомобиль, но крестьянам было не понятно. Только бабка
Кристина объяснила более конкретно: "Это нечистая сила сидит в этой телеге
и гонит её". По тракту шли обозы с разными товарами в обе стороны от Перми
и Кунгура и дальше. Ехали на красивых конях, запряженных в красивые экипажи
господа, разные начальники. Я видел, как по тракту вели людей, закованных в
цепи-кандалы, называли их каторжниками. Шли они медленно, с унылыми лицами,
подгоняемые конвоем: урядниками и стражниками, верхом на конях. Один раз я
видел, вели группу человек из десяти, и два человека сидели на телеге, один
седой пожилой мужчина и молодая женщина, руки у них были закованы в кандалы.
Мне было их жалко, я спрашивал у отца: "Куда их гонят и за что, зачем их
заковали в кандалы?". Отец не мог мне всё это объяснить, он тоже жалел их,
он называл их политическими, а гонят их в Сибирь на каторгу. А другие люди
говорили, что они против царя идут.
=
Юношеские годы.
-
В летнее время я работал в своем хозяйстве: косил, жал, зимой плел лапти на
продажу. Весной и осенью ходил работать по найму в Суксун-завод, где дров
попилишь, где двор уберешь и другие работы. Несколько зим я ходил с отцом
портничать. Отец никого из нас не учил и не научил портновскому ремеслу, он
просто не хотел, чтобы мы этим занимались. Его мечта была научить меня
кузнечному делу, отец любил эту специальность. Весной 1914 года отец отдал меня
в Опалихино к купцу-кулаку Пономареву Ивану Семёновичу, учиться кузнечному делу.
Так я начал работать и учиться в кузнице в качестве молотобойца, было мне тогда
16 лет, к тяжелой работе я уже привык. Ростом я был большой, но очень тощий и
для молотобойца сил у меня было маловато, поэтому работу на первых порах я
выполнял с трудом. Кузнецом был Васька Сибиряк, как его все называли, а я его
звал дядя Василий. Это был здоровый, красивый, статный мужчина лет 28-30.
Впоследствии я узнал, что Васька Сибиряк был петербургским рабочим, был осужден
и сослан в Сибирь. Хозяин по договоренности с урядником, держал его у себя
кузнецом. Васька Сибиряк был всесторонний специалист: кузнец, слесарь, механик.
Хозяин платил ему больше всех. Я пытался узнать, за что он был осужден и сослан
в Сибирь, но он все отговаривался, что тебе это не нужно знать. Потом, как-то
мы сидели на берегу р. Сандушки и обедали. Мой обед состоял из куска черного
хлеба, пучка зеленого лука и вареной картошки, а у Васьки Сибиряка обед был
побогаче, но он тоже обедал в сухомятку. Вот тогда он мне и сказал: "Вот
мы с тобой сидим и обедаем всухомятку картошку, черный ржаной хлеб, а вот наш
хозяин Иван Семенович сидит в своей столовой и жрет всякие кушанья. Мяса он ест
до отвала, масла, сметаны, сколько хочешь, ешь, и он ничего не делает, только
ходит, да покрикивает на нас, а мы вкалываем по 12 часов каждый день. Что это,
по-твоему, справедливо? Я вот не хотел так жить и работать и за это меня
сослали в Сибирь". Потом к этому разговору мы обращались неоднократно, для
меня многое было непонятно.
-
В кузнице работало три кузнеца, три горна. Изготовляли мы саперные топоры,
ходки-долгуши и другие изделия. Помещение кузницы было не большое, никакой
вентиляции не было. Горны работали на древесном угле, в помещении всегда стоял
дым и чад. На первых порах я учился, как нужно раздувать горн, как держать
молот в руках, как нужно ударять по раскаленному металлу. Молот весил 10-12
фунтов. Примерно около месяца я осваивал эту "науку". Васька Сибиряк
говорил: "Ты старайся Васька, я из тебя сделаю хорошего кузнеца,
обязательно". Я старался изо всех сил, но сил ещё было у меня маловато.
После 10-12 часов работы я уставал сильно, под конец работы пальцы уже не
разгибались, молот мне казался не 10 фунтов, а все 20 фунтов. Кузнец это видел
и понимал, поэтому часто ободряя меня, покрикивал: "А ну, Василий сильней,
ещё сильней, вот так, молодец! Хорошо! Давай, давай, сильнее бей!". Порой
я до того уставал, что у меня кружилась голова и начинали сыпаться "искры
из глаз"! Думал и решал, что к черту эту работу, больше не пойду,
откажусь. Да тут ещё на работу и с работы надо бежать три километра. Я приходил
домой усталый, грязный, со скрюченными пальцами рук. Мама все это видела и до
слез жалела меня. А отец говорил, что ничего, привыкнешь. После работы дома
отдохнешь, отоспишься и утром бежишь на работу с новыми силами, позабыв об
усталости. Вот так я работал молотобойцем, и потом эта работа мне полюбилась.
Платили мне за эту работу 35 копеек в день. По тем временам, для крестьянской
семьи, это были большие деньги, я считал, что зарабатываю хорошо. Но больше всего
мне полюбился сам кузнец Васька Сибиряк. Это был весёлый человек, он знал много
песен: бывало, встанет к окну и поёт. Ни в бога, ни в черта он не верил! А я
был в ту пору, сильно религиозным человеком, верил во все, усердно молился,
ходил в церковь, верил всяким предрассудкам. В один из дней произошел такой
случай: делали мы топоры, лезвие топора наваривали английской сталью.
Английскую сталь, хозяин каждому кузнецу выдавал по счету, весу. Сталь была в
брусках, эту сталь приваривали к полотну топора в горне. И вот мой кузнец,
Васька Сибиряк топор со сталью заложил в горн и сказал мне: "Васька, следи
за горном, за топором, чтобы сталь не сгорела, когда будет готово к свариванию,
скажешь мне", а сам отошел к окну. Я еще плохо разбирался в технологии
сварки, ну и проглядел. Мой кузнец подошел к горну и ахнул - сталь сгорела. Он
вытащил топор из горна, бросил его на пол и давай меня ругать самым отборным
матом. Он ругал меня в бога мать, в богородицу и во всех святых, я стоял как
ошпаренный этим матом. Я стоял и думал, вот господь сейчас нас покарает,
поразит чем-нибудь! Конечно, ничего не случилось, господь бог и богородица не
покарали нас, и я стоял и плакал. Васька подошел ко мне, похлопал по плечу и
сказал: "Ну не плач, ты мужчина, да ещё молотобоец, не к лицу это тебе,
лить слезы, как баба, это я погорячился, хрен с этим топором и сталью, топор мы
сделаем без наварки английской сталью, хозяин не узнает, только в следующий раз
ты это учти". Я ему стал говорить, что бога и богородицу нельзя матом ругать,
это грешно! Он рассмеялся и сказал мне: "Эх ты, сосунок! Никакого бога и
богородицы нет и не было, это все выдумали попы, да богатеи, чтобы вот таких,
как ты околпачивать". Я начал с ним спорить и доказывать, что бог есть.
Доказывая ему тем, что кто-то же посылает нам на землю дождь?! Откуда же все
взялось это: леса, реки, травы, птицы, звери?! Ведь все это сотворил господь
бог! Кузнец пытался все это мне объяснить, что и от чего и откуда берётся
дождь. Его разъяснения меня мало убедили, да я и разбирался во всем этом плохо.
Нужно сказать, что я уже не первый раз слышал, как мужчины ругали матом господа
бога. Первый раз я услышал у себя в Советной, Ванька Мусолят в воскресный день,
в пожарке, около церкви ругал матом бога (был он выпивши), попа и всех святых.
За это он был осужден и сослан в Сибирь. Я стал часто задумываться, как же так,
бога ругают матом, а он этих людей не наказывает. Все это и ряд других фактов
поколебали во мне веру в бога. Придя домой, я рассказал отцу и матери, о том,
как кузнец Васька Сибиряк ругал меня матом в бога, в богородицу. Отец был
возмущен до предела и заявил мне, чтобы я завтра же уходил от этого кузнеца. На
следующий день я рассказал кузнецу о разговоре с отцом. Он мне сказал:
"Слепец твой отец, фанатик, и из тебя хочет сделать такого же
слепца". Я продолжал ещё работать с Васькой Сибиряком, мне он нравился
своим мастерством, своим простым человеческим отношением и весёлой натурой. Я
знал и чувствовал, что он хотел меня научить кузнечному делу. Работать мы
начинали в 7 часов утра и кончали в 7 часов вечера. В один из дней утром Васька
Сибиряк на работу не явился. Другие кузнецы сказали, что хозяин Сибиряка
уволил, это было в конце 1915 года. Я не знал, что мне делать и пошел к
хозяину. Придя во двор к хозяину, я увидел лошадь, запряженную в долгушу, около
нее стоит мой кузнец Сибиряк, рядом с ним стоят урядник и стражник. Хозяин Иван
Семенович, увидев меня, сказал, чтобы я шел пока в слесарную мастерскую и
помогал там Полякову Петру. Подойти к Сибиряку я побоялся потому что, около
него стоял урядник, но он подошел ко мне, крепко меня обнял, поцеловал и
сказал: "Не довелось Васька нам с тобой поработать вместе, а кузнеца я из
тебя обязательно сделал бы, но вот, как видишь тут не моя вина, сейчас меня
отправят этапом в Сибирь, пока не знаю куда. Даже могут заковать в кандалы,
чтобы не убежал никуда. За что меня уволил хозяин и сдал уряднику, потом сам
узнаешь!". Я заплакал, мне было жаль расставаться со своим кузнецом! Он
ещё раз обнял меня, крепко пожал мне руку! Урядник позвал его садиться в
коробок долгуши, когда он садился, еще раз помахал мне рукой. Я еще долго стоял
и плакал! Потом подошел ко мне хозяин и сказал, чтобы я сейчас же шел в
слесарную мастерскую. С этого дня я стал работать в слесарной мастерской с
мастером Поляковым. Первое время я был на побегушках, кто куда пошлет, а потом
Поляков стал учить меня слесарному делу. Я нарезал болты и гайки, чистил
локомотив, выполнял и другие работы.
Продолжение следует.
Комментариев нет:
Отправить комментарий