Из книги Г. И. Самодурова "Переворот".
О событиях гражданской войны в Старобелокатае и районе.
Описано через призму пропаганды
Советской России. Орфография и синтаксис автора.
Глава: Белый террор продолжается. Неудачный рейд красных. Пожар. Страшный
этап 1.
Дашь взаймы горе, получишь заемного вдвое. Каждый долг
платежом красен! Это знал всякий, но не всяк отдавал себе отчет в произошедших
событиях. Совершилось неслыханное, зверская казнь большевиков у волости, на
глазах у всего населения. Поголовное большинство людей было против этого, но
никто не смог пресечь злодеяние, творимое белогвардейцами. И это наложило
большую моральную ответственность на все население. Десятки оставшихся сирот,
ежедневно напоминали о себе, внося уныние и смятение в души людей. А земля
ждала своего работника. Было самое хорошее время сенокоса, уже отцветали и
перестаивали травы, но работали люди как-то наполовину, все чего-то ожидая. Не
слышно было в деревне веселых песен, а царила какая-то гнетущая тишина.
Последняя партия арестованных большевиков только что была отправлена в
Златоустовскую тюрьму, и вдруг снова раздался сполох. Он всегда служил сигналом
какой-то беды и обычно применялся во время пожара. В одно лишь время этот
красивый звон вызывал какую-то радость – это только в пасху. Когда в начинающее
темное утро раздавался этот набат, люди радовались и спешили к пасхальной
заутрене в церковь. Во всех других случаях это был вестник беды. Звон не
умолкал, а удары колокола становились все чаще и чаще, сливаясь в грозный и
протяжный гул. Словно прорвав плотину пруда, до этого спокойный, но тяжелый
слой воды, вырвавшись на простор, ожил и зашумел. Так и село, как потревоженный
муравейник после первых же ударов колокола ожило и зашевелилось. Спешно
собирались в избах, охали и крестились бабы, на дворах мужчины торопливо
запрягали лошадей. А колокол все пел и пел, нагоняя страх на людей. Многие,
побросав в телеги ребятишек, нахлестывая лошадей, гнали из села в горы, в
сторону леса. Донька Перескоков тоже собрался было ехать и даже подмазал дегтем
колеса телеги, но пришла откуда-то мать и сказала, что идут красные, уезжать
ему вдруг почему-то не захотелось, он только, что приехал с поля и привез
лошади травы: - Мама, я не поеду! -Ну, так что же не езди! – ответила
Степанида. Сам не зная, чему-то радуясь, он мигом убежал к соседу Тимке и два
мальчугана побежали к церкви в гору. По дороге, храпя, тащили телеги
подгоняемые лошади, а рядом с ними бежали люди. Три здоровенных мужика, выйдя
из церкви, направились прямо на кладбище. Двое с винтовками, а один, подхватив
под пазуху медную церковную пушку. - Пойдем, Доня, поглядим, наверное, стрелять
будут – позвал Тимка. К кладбищу прибежали еще человек пять мужиков с ружьями.
Звон колокола, раздаваясь стоном эха в долинах гор, внезапно смолк. Подойдя к
кладбищу, ребята наблюдали в щели забора. Высокий рыжебородый мужик, с военной
винтовкой, ходил и расставлял мужиков вдоль забора, а двое заряжали пушку.
Забив на порох пыж, они в дуло пушки вложили тележный курок. В это время с горы
в середину улицы, которая тянулась вдоль реки на три километра и упиралась в
гору под кладбище, спускалась группа всадников. При въезде в село из отряда
отделилось несколько человек, рысью помчавшихся по улице: -Без команды не стрелять!
– распоряжался на кладбище Водолеев Петруха. Когда конная разведка стала
приближаться к кладбищу, оттуда раздался залп. А затем грохнула пушка, и
немудреный снаряд со свистом пролетел над головами красногвардейцев. Вслед за
этим раздалось еще несколько разрозненных выстрелов и белогвардейский гарнизон,
бросив на этом оборону, удирал под крутую насыпь, спускаясь на задницах.
Выслушав сообщение, возвратившейся разведки, и узнав, что арестованных
большевиков еще утром отправили в Златоустовскую тюрьму и за то, что белые
оказали вооруженное сопротивление и в отместку за убийство старобелокатайских
большевиков, 13 июня в ограде волости, командир отряда приказал зажечь село. С
десяток кавалеристов быстро поехали по обе стороны улицы. Сразу в нескольких местах
от соломенных крыш взметнулись столбы черного дыма и через какое-то мгновение
уже пылала вся трехкилометровая улица, ни крика, ни стона, ни обычной суеты
людей, только один мужик, выставив голову поверх забора сурово глядел на
командира в кожаной куртке, гарцующего посреди улицы на вороном коне, заметив
пристальный взгляд мужика, он крикнул ему: - Это, наверно, ты в нас стрелял?
Тогда отворив ворота и ковыляя на деревяшке мужик этот подошел к командиру
отряда и сказал: - Видите, какой я вояка! А вы напрасно зажгли вон ту избу,
здесь жили большевики. Это был инвалид первой империалистической войны, Ожегов
Дмитрий Ильич. Красногвардейцы бросились спасать горящую избу, но уже было
поздно. Бушующее море огня не допускало близко, съедая все на своем пути, живое
и мертвое. Зарево пожара, густое облако дыма, поднявшись высоко было видно за
десятки километров. Видели его и обитатели лесных заимок, большинство которых
только что приехали из деревни: - Наказал нас бог, господь батюшка! – крестясь,
причитали бабы. Пожар длился долго, всю ночь алело зарево и лишь на другой день
вернулись люди с заимок, но нельзя было заехать на улицу. Удушливый смрад
садился на легкие и выедал глаза. Каждая семья останавливалась и расположилась
в поле, недалеко против своей усадьбы. Почти все свободные пошли бороться с
отбушевавшим огнем. 115 дворов уничтожил огонь, в улицах Загора и Кургашкино.
Сгорел скот, который находился во дворе и домашняя птица. Сгорел в улице один
старик- нищий. Больше человеческих жертв не было. В тот момент, когда загорело
село, все арестованные большевики в количестве около двухсот человек находились
всего лишь около трех километров от села Новобелокатай, шагая со связанными
назад руками по дороге в Златоустовскую тюрьму. Все эти люди были собраны с
разных волостей и сидели, ожидая отправки в селе Новобелокатае в каменной
кладовой купца Лыткина Г.В. И вот начался этот страшный стокилометровый этап. И
лишь колонна арестованных, конвоируемая белогвардейцами, отошла от
Новобелокатая на расстояние трех километров по дороге на Карантрав,
белогвардейцы решили учинить расправу. Выдернули из идущей колонны Хлюпина
Василия и еще одного товарища и зарубили их. Эта же участь грозила и многим
другим арестованным, но тут произошло необычное, с горы был хорошо виден вдруг
появившийся высоко в небе столб черного дыма над Старобелокатаем. Конвоиры,
почуяв в этом какую-то опасность, стали нахлестывать арестованных плетями и
поспешно гнать их по дороге на Карантрав. А когда пригнали в село Карантрав, то
арестованных разместили в больших амбарах. В эту ночь, когда арестованные
большевики и красногвардейцы находились в амбарах, в Карантраве собралось, так
называемое, «чрезвычайное совещание» руководителей контрреволюции со всех
волостей округи, из Старобелокатая был на этом совещании Дмитрий Фаранов и
Николай Абрамов. (Устюговы) Это
совещание, видимо, и решило участь многих большевиков и красногвардейцев из
Белокатая и Устькинска, попавших в этот страшный этап. На другой день утром из
амбара вызвали по списку большевиков Белокатайцев в количестве 10 человек и
повели их за село. А когда они проследовали поскотину-изгородь конвоиры
свернули с большой дороги в густой березовый лес по маленькой тропинке. Страшно
избитые, исполосованные ременными плетьми, полураздетые, голодные и
обессиленные медленно двигались люди. Каждый из них понимал, что сегодня они
обречены на смерть. Иначе бы их не выделили в особую группу, да и конвоировали
их самые отъявленные белобандиты, зарубившие большевиков у волости в
Старобелокатае. Такое ласковое теплое летнее солнце не согревало людей.
Связанные назад и отекшие руки уже не чувствовали боли. Группу остановили. Из
конвоиров спешились трое, слез с коня и Силкин. - Ну, Бильчик, ты тоже землю
просил? Получай! – зло вскрикнул Силкин, и, размахнувшись, ударил шашкой. Левая
рука отвалилась и свесилась, фонтаном брызнула кровь. Человек какое-то
мгновение стоял, словно о чем-то раздумывая, но вдруг лицо его стало суровым, и
с ненавистью в глазах он сквозь зубы процедил: - Сволочи! – и бросился на
своего врага, ухватив его правой рукой за горло. Тогда, подскочив один из
конвоиров, дернул его за отрубленную руку. В это время Силкин, размахнувшись,
рубанул по шее. Так погиб крестьянин из села Старобелокатая, Чухарев Федор, по прозвищу «Бильчик».
Был он действительно бел. Как лен были белыми волосы на голове и даже белыми
были брови и ресницы. Озверевшие белобандиты набросились на остальных, и
началось массовое избиение. Причем бандиты рубили шашками и лишь стреляли в
тех, кто бросался бежать. Здесь погибли большевики: Васильев Яков Васильевич,
Лапко Владимир Семенович, Чухарев Федор
Тимофеевич, Хлюпин Иван, Загайнов
Прокопий, Топычканов Иван Петрович, Устюгов Павел Алексеевич (пр. А.В. 1866
г.р. Алексея Яковлевича Устюгова
сын) и др. Когда основная группа большевиков вышла на гору за селом Карантрав
навстречу попали четверо всадников. Это возвращались конвоиры
Старобелокатайской группы большевиков: Брязгин Матвей Гаврилович, Силкин Матвей
Семенович, Кульбиков Илья Акимович, Саламатов Александр Иванович, остановившись,
они рассказали начальнику конвоя Обвинцеву Егору, - он был из Карантрава – об
учиненной ими расправе. После этого, все четверо ускакали обратно в Белокатай.
Рассказывал об этом живой свидетель Дьяков
Иван Евдокимович, который стоял в первых рядах колонны и слышал этот страшный
доклад. От чрезмерного напряжения некоторые теряли силы и отставали. В таком
случае с обессилевшими оставался конвойный, а потом слышался выстрел и
конвойный один догонял команду. А человек оставался убитым. Так, километрах в восьми
за селом Карантравом, был убит большевик Безденежных
Павел Степанович. Пригнав в город Кусу, арестованных поместили в каменную
кладовую – керосиновый склад купца Киселева. Пол в кладовой был обит листовым
железом. Пить не давали. Люди задыхались от керосинового газа. С большим трудом
удалось оторвать два железных листа, после этого из-под пола потянул свежий
воздух, и дышать стало легче. И только на другой день, уже перед отправкой, в
г. Златоуст привезли бочку воды. Люди подолгу, не отрываясь, пили. Во время
пути из Кусы в Златоуст, не доходя до горы Липовой, остановились у маленькой
речки. Когда колонна арестованных, человек около двухсот подошли к речке
Коноплянке, то конвойные разрешили им напиться. Погода стояла жаркая.
Арестованные пили подолгу и умывались родниковой водой. А потом колонну погнали
и, пройдя метров двести, снова остановили у оврага речки «сухая», в том самом
месте, где дорога делает крутой поворот влево, и идет дальше уже в гору
Липовую. Стали вызывать по списку и отводить с дороги к лесу. Всего вызвали 27
человек и поставили их в две шеренги. Увидав в шеренгах своих товарищей,
Белокатайские большевики в протест закричали: - Убивайте и нас или отпустите
белокатайских большевиков! Тогда начальник конвоя Обвинцев приказал белокатайцам: - Зуеву Никифору Дмитриевичу Будакову Михаилу Корниловичу Кустикову Сергею Кондратьевичу Выйти из
строя. Так они миновали расстрела. В шеренгах осталось 24 человека и все они
были из Устькинска. В этих стреляли, но многие оставались живыми и даже не падали.
Тогда их рубили шашками или докалывали штыками. После произведенного залпа,
один из расстреливаемых остался совершенно невредим, бросившись в лес, ему
удалось от своих преследователей скрыться, но пробежав немного, он столкнулся с
препятствием, это была речка Ай. Он благополучно прошел ее, но на другой
стороне был крутой берег, со связанными руками он не мог на него влезть. Здесь
белобандиты догнали его и убили. Второй, оставшийся совершенно невредимым,
выпросил себе жизнь. Был он тоже из Устикинска. С него сняли хорошие сапоги и
втолкнули в колонну босого. Когда отошли от места расстрела, на горе Липовой
конвойные учинили между собой драку из-за награбленного имущества, взятого с
убитых. В этот момент большевистское ядро группы предлагало товарищам разгрызть
мочало, развязать руки и обезоружить конвой. Но это предложение не было
поддержано отдельными товарищами, некоторые говорили, что придем в г. Златоуст,
там разберутся в следственной комиссии и распустят по домам. Какие, мол, мы
преступники? Когда работали в поле и нас забрали ни с того ни с сего. Так этот
замысел и не осуществился. Не доходя до г. Златоуста, конвоиры выдернули,
шедшую в рядах вместе со своим мужем женщину, учительницу, изнасиловали ее и
убили. Муж, зверски убитой на дороге учительницы, по приходу в Златоустовскую
тюрьму, сошел с ума, и дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Из группы
200 человек арестованных большевиков, вышедших из Белокатая в Златоуст, пришло
лишь 150 человек. 50 человек было замучено и убито. Во время следования по
городу белогвардейцы организовали массовое избиение арестованных большевиков.
От самой горы Татарки и до тюрьмы, на расстоянии десятка километров в колонну
летели палки и камни, бросаемые разъяренной садисткой толпой. Страшно били и в
тюрьме при вызовах в следственную комиссию. Членом этой комиссии и был Устюгов Николай Михайлович Абрамов –
Коля-Кривой из Старобелокатая. С большим волнением рассказывали потом уже седые
старики, участники этого страшного этапа: Дерин Гаврил Степанович, из села
Старобелокатая, Певцов Леонид Иванович из села Емашей, Дьяков Иван Евдокимович и Кустиков
Сергей Кондратьевич из Новобелокатая. Из двух сел: Старого и Нового Белокатая
было арестовано около ста человек большевиков. Многим из них пришлось принять
мученический венец и умереть на благо будущих поколений. Испытать на себе
поезда смерти от Златоуста и до Владивостока и Александровский централ. Лишь
четырнадцати большевикам удалось бежать в пути – это Алферов Андрей, Кинев Иван
Харитонович, Коробов Наум Иванович из села Новобелокатая и другие. Почти все
они были в партизанских отрядах в Сибири, и все остались живы. Некоторым
удалось бежать из Александровской тюрьмы, потом тоже попасть в
Краснопартизанские отряды, взять с боя город Иркутск и быть свидетелем при
расстреле Колчака. Это были: Будаков Михаил Корнилович, Певцов Леонид Иванович,
Ардашев Иван Николаевич, Ширяев
Андриян Ефимович и другие. Была освобождена Иркутскими рабочими
большевичка-учительница Эглед Мария Яковлевна. В тюрьме она получила тяжелую
болезнь туберкулез. Она приезжала в Белокатай разузнать, кто остался в живых из
Старобелокатайских большевиков, и потом уехала на Родину. Другие же погибли по
дорогам в этапах, в Златоустовской тюрьме, в Александровском централе. Так и не
вернулись большевики: Будаков Георгий Корнилович, Ардашев Александр Николаевич,
Дьяков Дементий Евдокимович и другие. Через несколько дней после зверских и
массовых убийств во время страшного этапа по дороге в Златоустовскую тюрьму,
Ольга Иустиновна Васильева узнала и о гибели своего мужа, Якова Васильевича. Ей
сообщил об этом учитель, который сам лично ходил на место, где за селом
Карантрав лежали еще незахороненные трупы убитых большевиков, там он и опознал
Васильева. Страшное горе свалилось на семью и однако сама Ольга Иустиновна не
смогла выехать на место гибели мужа. Она страшно боялась потерять своих детей,
т.к. кулаки грозились на другой день пожара даже бросить их в огонь. Она
вынуждена была спрятаться с ними у одного знакомого мужика на лесной заимке. И
лишь месяца через два собралась в дорогу на Родину. За то, чтобы отвезти ее с
семьей на станцию Ункурду, она дорого заплатила бывшим своим квартирохозяевам в
Старобелокатае, кулакам Абрамовым, отдав за эту дорогу (25 км) корову и другую
живность. Она увезла с собой своих малых детей – девятилетнюю Любу, семилетнюю
Лену и трехлетнего Мишу, в Самарскую губернию, на свою Родину.
После ревизии 1795г. по указу Пермской казенной палаты, из Ключевской и
Введенской волостей Красноуфимского уезда (ныне Суксунский р-он) были
переселены на "порозжие" земли десятки семей в Поташинскую волость Красноуфимского
у. и в Ямашанскую волость Оренбургского уезда (ныне это Башкирия), д.
Старобелокатай. Деревни Дуванскую и Тастубу Введенской (Верх-Суксунской) волости
переселили в полном составе вместе с названием и теперь в Башкирии есть
Дуванский р-он, а в нем с. Тастуба. Поэтому в тексте встречаются фамилии из
наших мест. Выделены. Устюговы из Советной. В.Б.
Комментариев нет:
Отправить комментарий