воскресенье, 26 января 2020 г.

Продолжение книги о ГВ. Г. И. Самодуров "Переворот" ГЛАВА VIII.







ГЛАВА VIII 
СТРОИТЕЛЬСТВО НОВОЙ ЖИЗНИ.
I.Артиллерийский дивизион полевых пушек несколько суток стоял в селе. Командир артдивизиона Баранов и комиссар Косичкин стояли на квартире у Перескоковых. Комиссар, подстригая Доньку, машинкой говорил: -Эх, хлопец, твои-то кудри, да мне, так все девки б за мной бегали! - Вы уж, Авенир Иванович, приглядите как-нибудь за ним, хоть и мужик он, да ведь мал еще, - улыбаясь, говорила Степанида, любуясь сыном. - Не беспокойся, Трофимовна, он поедет с нами, со штабом. Когда фронт стал продвигаться, за ним потянулись и тылы. Двинулся вперед и резервный артиллерийский дивизион. Все мужское население было мобилизовано в подводы. А какие это были мужики? Старые старики, да мелкота в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Старше шестнадцати лет забрал всех с собой Колчак. Длинно растянулся по дороге обоз, было очень жарко и сухо. В лесу напал овод, храпели, отмахиваясь хвостами лошади, да порой соскакивали с подвод солдаты и под дружные крики «Раз, два взяли! Еще раз взяли!» - помогали конным упряжкам вытаскивать в ляжинах пушки. Еще хуже было дело во время переправы через реку Уфимку в Нязепетровске. Железнодорожный мост был белыми взорван, а две его фермы костлявых стальных ребер уперлись в речное дно. Ими же был полностью разрушен чуть повыше и деревянный проезжий мост, кое-где лишь торчали из воды окомелки обрубленных свай. Пришлось переправлять орудия в брод. Река хоть и неглубокой была в эту пору, местами лошади до полубоков, но здесь была широкой, с каменистым и неровным дном на перекате. Лошади спотыкались и прыгали, но благодаря хорошей организованной переправы прошла удачно. В Нязепетровске снова длительная остановка. Эту стоянку объясняли говоря: «Что лесами ушли в обход кавалерийские эскадроны и перехватят отступление белым аж у Кыштыма». На самом берегу Уфимки, ощеряясь стволами на Восток, стояли трехдюймовые пушки. Тут же рядом дымили полевые кухни. Старшины раздавали жирные мясные щи, паек солдата. С этих же кухонь питались и подводчики. Красноармейцы же пищу с кухонь брали не всегда, так как покупали продукты у населения – масло, молоко, яйца, ягоды и даже заказывали блины. После длительной стоянки вдруг снова все снялись и двинулись вперед по Уфалейскому тракту. Узкая лента дороги, а по обе стороны высокие стены хвойного леса. Лишь около половинки на полпути от Нязепетровска к Уфалею стали попадаться прогалины. Здесь произошла остановка. Все обочины дороги и прогалины в лесу были заняты войсками. Сидели тут взятые в плен белые солдаты. Красноармеец, охранявший канцелярию штаба, которая умещалась в двух чемоданах, спрыгнув с телеги, ушел на поляну. А там еще двое солдат вытряхивали большой защитного цвета мешок. Из него вывалилась одна пара новых сапог и офицерская шинель и ремень: «А, ваше благородие, на сапожках, не обессудьте, видите в чем топаю, - показал красноармеец на свою совсем прохудившуюся обувку и взял сапоги себе. Солдат, или в самом деле офицер этот не возражая сидел лишь втянув голову в плечи, словно ожидая удара. Одет и обут он был во все новое солдатское обмундирование. Возвратившись на подводу, красноармеец отдал своему подводчику Доньке, хороший кожаный поясной ремень. -На! Носи, парень, на память! Дорога тянулась бесконечно долго и все время лесом. Часто попадались навстречу группы пленных солдат. Уфалей был уже взят, на площади у ворот завода шел митинг. Вдруг вырвалось громогласное «Ура!» и вверх полетели фуражки. Это было ответом на сообщении о взятии Кыштыма. Все улицы Уфалея были забиты войсками, откуда их здесь столько взялось? В этом окруженном бескрайней уральской тайгой поселке. Переночевали и снова двинулись в путь на Кыштым. Снова среди хвойного леса по узкой каменистой ленте лесной дороги, все в гору и в гору, вплоть до самого Маука. Тут у Доньки случилось несчастье с телегой, правое переднее колесо соскочило с высокой каменной глыбы, и передняя ось сломалась. Ехать так дальше нельзя было. У другого мальчика заболела лошадь, она часто ложилась посередине дороги и билась в судорогах. Каждому из ребят были выданы деньги и проездные документы. Комиссар соскочил с вороного, схватил Доньку в охапку и крепко прижал к своей груди: - Ну, прощай, парнишка, и будь здоров! – за какую-то неделю ему очень понравился, не по годам развитый и уже много начитанный этот двенадцатилетней с поклеванным оспою лицом, подросток. Донька тоже от души полюбил комиссара и пока артдивизион стоял в Старобелокатае, ежедневно ходил в лес за земляникой и угощал ее красных командиров. А в один день комиссар вместе с семьей Доньки выезжал на покос в урочище Комаровку, километра за четыре от села и там, после уборки сена они досыта лакомились клубникой. Тогда комиссар застрелил еще высоко сидящего на сосне ястреба, а Донька рассказал ему о том, как несколько дней тому назад, при помощи его товарища, здесь был пленен колчаковский полк. А потом они целую неделю вместе ехали за наступающими частями Красной Армии и каждый вечер на привале Донька встречался и беседовал с комиссаром. Так бы и ехал с ним в бескрайнюю даль по дороге войны. А тут ни с того, ни с чего, из-за какой-то поломки отпустили домой. Нескончаемый обозный поток шел по дороге, а ребята, переждав немного, да помазав заболевшей лошади дегтем шею, поехали обратно. В Уфалее их задержали. Ребята доказывали, что у них одна телега плохая, а у другого заболела лошадь. Однако им сказали, что одному все равно придется ехать в подводы дальше. Вот переночуйте, у которого больная лошадь, тот на худой телеге поедет домой. На подводы сели солдаты и поехали в квартиру. Колесо с надломленной осью под тяжестью не вертелось и бороздило. Ось не обламывалась лишь потому: что держалась на металлической поддоске. С квартиры ребята отправились накосить травы для лошадей, и пока было еще светло, в сопровождении одного солдата поехали в поле. При выезде из поселка, солдат почему-то слез и сказал: - Вы поезжайте одни, а когда поедете обратно, то я вас здесь встречу – и ушел в крайний домик, а ребята поехали дальше одни. А когда заехали в лес, то не стали много косить травы, а договорились и решили в Уфалей не возвращаться. Проездные документы у них были. Проехав еще километра три, свернули от дороги подальше в лес и расположились на ночлег. Июльская ночь была теплой. Привязав к одной телеге лошадей, сами улеглись рядом на другую и тут же заснули. Рано по утру, чуть рассвело, решили закрепить шины на колесах. Потому что от жары колеса рассохлись и шины все время слетали. Они нарубили из телефонной проволоким гвоздей и одна беда была устранена. Шины больше не слетали. Ехали все же разными мелкими тропами недалеко от большой дороги, временами выезжая на тракт. Но как только замечали на дороге движение, сразу сворачивали в лес и лишь к вечеру приехали в Нязепетровск. Когда ехали по улице, то какой-то мужчина с мешком муки на плече, на ходу прыгнул в телегу. Доехав до центра, он остановил ребят, велел нам ждать его, а сам вошел в большой дом. Когда он скрылся за дверью, ребята ударили по коням и бросились наутек. По дороге в улице их хотели еще остановить, но они нахлестывали лошадей и гнали, что есть мочи. А когда выехали из Нязепетровска, то сразу углубились в лес и встали на ночлег. На десятый день своих путешествий Донька и Ванька были дома. Фронт ушел далеко за Урал. Все, кто был дома, заканчивали уборку небогатого урожая. Посеяно было мало, да и то выросло плохо. Бесснежная и холодная зима, жаркая и сухая весна, сказались на урожае. Когда были сформированы все местные органы власти, то первым их актом было перенесении останков семи замученных белогвардейцами большевиков и захоронение их в братской могиле на площади в центре села. Вся церемония захоронения была произведена с суровой торжественностью, при скоплении большой массы людей. Больше года прошло после их трагической гибели, разрывать яму за кладбищем и убирать трупы пришлось тем, кто принимал активное участие в мятеже. Каждый из погибших был опознан его родными, по сохранившимся остаткам белья или одежды. Семь гробов, обитых красным кумачом, несли на руках от кладбища в село. И вот на площади в центре села, сначала тихо, а потом все громче раздались звуки траурной песни «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» В широкую и глубокую могилу, под звуки нарастающей песни и мощных оружейных залпов, стали один за другим опускаться гробы. Двадцать залпов было дано траурного салюта и до сих пор стоит на площади между клубом и школой памятник, огражденных металлической решеткой, с зелеными кустами сирени вокруг, а на нем скупая фамильная надпись: « Памяти павшим за свободу и независимость нашего народа в в 918 году 14 июня 1. Макаров Константин Васильевич 2. Кустиков Яков Андреевич 3. Носов Павел Федорович 4. Вязовиков Гавриил Николаевич 5. Ожегов Иван Иванович 6. Шихов Николай Алексеевич 7. Красногвардеец неизвестный. Память павшим борцам за свободу и независимость нашего народа. Какие слова! Они глубоко и надолго западают в душу каждого человека. Вызывают острое желание узнать эту историю, историю беззаветной и героической борьбы за власть Советов, за коммунизм. Появились памятники на братских могилах и в других местах, почти во всех крупных населенных пунктах. Так, в братской могиле в селе Новобелокатае, на площади в центре села было захоронено двенадцать человек, убитых белобандитами во время «страшного этапа» в Златоустовскую тюрьму, в июле 1918 года за селом Карантравом. Но здесь фамильных надписей нет. Поставлен цельнометаллический памятник двадцати трем устикинским большевикам – красногвардейцам, расстрелянным за городом Кусой, за речкой Коноплянкой во время этого же «страшного этапа». Памятник этот был отбит на Кусинском заводе по проекту молодого рабочего Ванина Николая Андреевича, который во время Великой Отечественной войны стал героем Советского Союза. После смерти ему самому от благодарных жителей Кусы был воздвигнут обелиск, в сквере, в самом центре города. Воздвигнут памятник тридцати шести большевикам, убитым на территории 2-й Айлинской волости белогвардейцами в 1918 году и захороненных в с. Карантрав и многие другие. Очень плохо обстояло дело с восстановлением партийной организации. Партийную организацию волости удалось создать лишь в довольно продолжительный период времени. К весне 1920 года Колчаковская армия была разгромлена и большинство мужиков возвратилось домой. Пришли домой и большевики. Вот тогда-то и была вновь создана волостная партийная организация. На должность секретаря волостного комитета партии был избран талантливый организатор по фамилии Кожемяка. Это было время самой тяжелой работы в деревне. Была полная послевоенная разруха, не было абсолютно никаких товаров, 1920-21 и весна 1922 года были годами тифа и страшного голода. В 1920 г. пришли домой и белогвардейцы. Правда, многие из них не вернулись на Родину, это глава старо-белогвардейской контрреволюции Фаронов Дмитрий Николаевич. Пришли домой даже и те, кто рубил большевиков в ограде волости и во время этапа в Златоустовскую тюрьму. Это Саламатов Александр Иванович, Кульбиков Илья Акимович, Бекетов Иван Егорович и другие. Вскоре же пришел домой и царский офицер Устюгов Иван Матвеевич, этот старый вояка. Он во время кулацко-белогвардейского мятежа был военным руководителем старобелокатайской контрреволюции. И вот когда он вернулся домой после колчаковщины, видимо, замерз с дороги и залез на печь. Его сосед Ладыгин Александр работал в то время в милиции. А был он из пострадавших от белогвардейцев в 1918 году. Узнав, что этот матерый белогвардеец заявился домой, взял пистолет и пошел к нему на квартиру. Увидав раздетого, босоного беляка на печи, он выхватил револьер и закричал: - Убью тебя, собака! А тот, устремив на него стальной гипнотизирующий взгляд ответил: - Санька! Что ты? На печи-то? – У парня сразу опустилась рука с пистолетом. С окончанием гражданской войны, когда жизнь уже вошла в мирную колею, то активные участники контрреволюционного переворота были привлечены к судебной ответственности. Так например: Саламатов Александр Иванович – этот полный кавалер георгиевских крестов, который рубил большевиков в ограде волости и во время этапа в Златоустовскую тюрьму, - был приговорен к расстрелу. В одиночной камере мясогутовского картонного исправдома, где он сидел на косяке двери был вырезан крест, а ниже запись: «Умираю безвинно!» Саламатов Александр Иванович - даже перед смертью этот человек пытался обманывать свою собственную совесть. Признавая свою вину на суде, он говорил, что его насильно заставили убивать большевиков. Однако умереть ему не пришлось, он был помилован президиумом ВЦИК. Впоследствии амнистированы были и все участники этого белогвардейского мятежа. Многие из них жили потом до глубокой старости. Вскоре после освобождения села от белогвардейцев, была создана и комсомольская организация. Первыми комсомольцами в основном была молодежь беженцы, а так же из местной бедноты и батрачества. Первыми в комсомольскую ячейку в селе вступили Г.Т. Бекетов, Г.М. Дятлов, И.А. Кульбинов, Ф.С. Протосевич, Панасюк и Гаврилюк, Мотя Щербинина и Рудакова Надя. Секретарем волостного комитета комсомола был избран Бекетов Григорий Трофимович. С первых же дней своего существования комсомольская организация развернула большую массовую политическую работу среди молодежи села. На первом же собрании комсомольской ячейкой был обсужден вопрос и принято решение об оборудовании клуба. Решили оборудовать клуб в доме сбежавшего с Колчаком купца Лыткина В.В. Всю работу проводили путем воскресников, с привлечением всей деревенской молодежи. В первое же воскресение в этом доме собрались десятки людей. Пришли все комсомольцы и много несоюзной молодежи. Пришли коммунисты и беспартийные мужики. Все принесли с собой домашние инструменты: топоры, пилы и др. плотничные инструменты. Дом этот находился в самом центре села на площади, как раз напротив помещения волости. В одной половине было длинное помещение – там находилась лавка, а в другой жилые комнаты. При удалении двух внутренних стен получилось хорошее длинное помещение – зрительный зал. И вот закипела работа. Кто разбирал печи и вышвыривал разный мусор прямо в открытые окна, кто выпиливал ряды бревен поперечных, капитальных внутренних стен. И к вечеру первого воскресника, помещение уже приняло нужную форму. Но в один день всю работу выполнить не удалось, поэтому в конце работы было объявлено о продолжении работы и в следующее воскресенье. На следующий раз народу пришло еще больше. Снова застучали топоры и завизжали пилы. В этот день в помещении был опущен пол на целый аршин, оставив его на прежнем уровне лишь в одной самой крайней комнате для сцены. А в последующий воскресник была оборудована и сцена. Так, в течение какого-то месяца, силами общественности бесплатно было оборудовано помещение клуба. Все приходившие на эти воскресники работали дружно и были всегда очень довольны выполненной работой за день. Но кулацкая часть села, участники контрреволюционного мятежа и церковники смотрели на это мероприятие злобно, враждебно. Впоследствии, когда к этому помещению была выстроена совершенно новая и просторная читальня с библиотекой, кулаки сделали попытку поджечь помещение, но очаг пожара был во время замечен и потушен. Когда пишутся эти строки, то клуб этот, оборудованный первыми комсомольцами, стоит и по сей день, служа благородной цели культурной революции, на протяжении целых четырех десятилетний. Правда, за последние годы рядом на этой же площади выстроено новое помещение клуба и скоро заменит этот, совсем уже старенький, много давший людям хорошего на своем веку клуб. В селе Новобелокатае одним из членов комсомольской ячейки в 1919 году был Крохалев Федор Сергеевич. Вскоре с ним случилось большое несчастье, в одно утро он проснулся слепым и остался им на всю жизнь. Но несгибаемая воля большевика дала ему полнокровную жизнь, уехав в Москву в дом инвалидов в 1924 году, он сначала закончил 7 классов, а затем и воскресно-вечерний университет. При содействии Надежды Константиновны Крупской он поступает в коммунистическую академию и с успехом оканчивает ее. А затем и аспирантуру, защитив докторскую диссертацию на тему «История учения о системах земледелия в России». Сейчас слепой профессор Крохалев Федор Сергеевич живет в Москве, он 44 года проработал в сельско-хозяйственной академии им. Тимирязева. Награжден орденом Красного знамени, знаком почета и Октябрьской революции. Возвратившиеся большевики, кто из армии, кто из тюрьмы далекой Сибири, активно включились в налаживание новой жизни. Правда, многие из них, пройдя все страшные этапы вплоть до эшелонов смерти, получили тяжелые заболевания. Так, приехавший из Иркутского централа большевик Ширяев Андриян Ефимович был болен туберкулезом и вскоре умер. Большевик Щербинин Егор Михайлович, демобилизовался из Красной армии и пришел домой на костылях. Уйдя в Нязепетровск в дни кулацкого мятежа, он с красногвардейским отрядом вошел в состав пятой Красной Армии, приняв участие в боях по разгрому Колчака. Дома ему пришлось встретиться с бывшими участниками мятежа. Как-то проезжая лесной дорогой, он лицом к лицу встретил своего врага Лыткина Павла – Пашу-матроса. Тот косил у дороги траву и когда увидел Егора, то у него сразу и коса выпала из рук. Наган был под рукой, так и хотелось застрелить эту гадину. Но словно угадав мысли Егора, Паша упав на колени, промолвил: «Прости, Егор Михайлович! Виноват перед тобой!» Рядом сидела двенадцатилетняя дочь, побоялся напугать ее. Опустил рукоятку нагана, дернул лошадь и поехал дальше. А тот все еще стоял на коленях, провожая Егора своим черным сатанинским взглядом. Пришел на квартиру и Миша-барма – Михайло Абрамов. Зайдя в комнату, он снял с плеча большой и тяжелый мешок, набитый первосортной подошвенной и яловой кожей. Поставил его у двери к стене, а сам бросился перед Егором на колени и тоже слезно просил прощения, говоря, что он никогда не допустит такой подлости. Страшно разгневаный и нервный Егор стоял перед ним, а лицо его становилось все бледнее и бледнее. В комнате было трое детей и жена. Хорошо зная вспыльчивый характер мужа, Хариесса подошла к нему и со слезами на глазах сказала: «Егор Михайлович! – так она всегда называла мужа, особенно при людях, - не тронь его». Она боялась не за того, кто валяется на полу на коленях, а за мужа, чтобы снова не потерять его. Егор тихонько отстранил жену, наклонившись, взял Мишу обоими руками за шиворот и, вытащив из комнаты, сбросил с крыльца прямо на землю, а вдогонку швырнул ему мешок с кожей. Приходили с повинной и другие бывшие белогвардейцы. Вся кулацкая верхушка села, как напакостившая блудливая кошка забилась в угол и притихла. В то время вернувшиеся большевики на Родину, взялись за перестройку всей деревенской жизни, за перестройку на совершенно новых, доселе неизведанных социальных началах. Так коммунисты – Ардашев Степан Николаевич и Тимаков Федор Григорьевич из Старобелокатая, Кинев Иван Харитонович и другие из Новобелокатая взялись за создание потребительской кооперации. А коммунист Щербинин Егор Михайлович, Кустиков Сергей Кондратьевич и другие из местной бедноты и батрачества, организовали сельскохозяйственную коммуну «Красный пахарь», образуя поселок на берегу речки ИК, с прилегающими полями между деревней Апутово и Ураково. Эта коммуна своими порядками и бытом пользовались в округе хорошей славой. Дела в коммуне пошли хорошо. Тогда коммунист Щербинин Егор Михайлович, организовал еще вторую коммуну на речке Ургале, между железнодорожными станциями Ургала и Ункурда, ЮУЖД на базе бывшей барской помещечьей усадьбы. Работая председателем коммуны, здесь его в 1922 году свалила тяжелая болезнь – белая горячка. Во время сильного приступа болезни он изрубил топором обе ноги. А когда пришел в сознание, то один коммунар спросил его: «Ты что же это, Егор Михайлович наделал? – Видишь, дров нарубил! – ответил ему Егор. Как раз этот коммунар один раз как-то упрекнул его, что, мол, наш председатель не ходит в лес и вместе с нами дров не рубит? А у Егора были больны ревматизмом ноги и он не мог уже выполнять физическую работу. Вскоре он умер, но тело его не остывало, считали и надеялись, что он еще жив. Долго не хоронили его и лишь после врачебного заключения, тело его увезли в Старобелокатай и похоронили на своей Родине. Продолжение следует.
 Фото А.Макеевой:



Комментариев нет:

Отправить комментарий