С Днем Автомобилиста.
= Служба в царской
армии.
-
В этих записках, многие участники событий, названы не по фамилиям, а по
прозвищам. Это сделано потому, что фамилии многих участников позабылись, и,
боясь перепутать их фамилии, я назвал их по деревенским прозвищам.
-
В декабре 1916 года нам официально объявили, что мы призываемся в ряды царской
армии, в начале января 1917 года, мы должны были явиться в город Красноуфимск.
Из Советной нас призывалось 8 человек: я, Яшка Гурьяновых, Ванька Кормин,
Петька Семисынов, Пашка Илюхиных, Гришка Нохрин, Макар Новожилов, Васька Харин.
В Красноуфимске нас осмотрела медицинская комиссия - все были признаны годными
к военной службе. Только предусмотрительный Васька Харин - Устюгов Василий
Степанович - месяца за три до призыва отрубил себе указательный палец правой
руки и его эксперимент удался, его не призвали. Не он первый, не он последний,
занимался членовредительством, чтобы не пойти в армию. Царское правительство
заскребало остатки: стали призывать в армию пожилых, белобилетников. Мы еще
совсем молодые 1898 года рождения, нам только исполнилось 18 лет, деревенские
парни, которые дальше Суксуна нигде не бывали. Почти все призванные из
В-Суксунской, Торговижской, Тохтаревской, Ординской волостей, получили
направление в г. Троицк, Челябинской губернии. Перед призывом нам дали
несколько дней погулять, но гулять было не на что и не чем - ни водки, ни вина,
ничего спиртного, сахара на брагу тоже, в лавках давно уже не было. У богатых
торговцев все было, но нам не по карману, так что последние дни мы погуляли
"на сухую".
-
На масленой неделе все призываемые должны были приехать в г. Кунгур, каждый
поехал на своей лошади. Провожали нас далеко за село с гармошкой, песнями,
плачем. Проводы были тяжелые, все знали, что служба в царской армии даже в
мирное время был трудной, а мы ехали не служить, а воевать. Война с Германией
шла уже третий год, и было известно, что многие уже не вернутся домой никогда.
Тяжелее всех переживала это расставание мама, она плакала горькими слезами, ей сердечно
было жаль меня. Для меня тоже прощание с мамой было самым тяжелым, я долго
смотрел на нее.
-
Вот из призывников мы уже становимся солдатами царской армии. Многие из нас
были неграмотны, впервые видели железную дорогу и паровоз. В Кунгуре нас уже ожидал
военный представитель из Красноуфимска, он нас построил, рассчитал по
количеству вагонов и повел на посадку в вагоны. Вагоны-теплушки были специально
оборудованы для перевозки солдат: с обеих сторон были, двои нары, в середине
вагона стояла железная печка, эшелон тронулся. Каждый вез свое домашнее
продовольствие: мясо, печенье, сухари, теплые вещи, носки, портянки - всего
набралось целый мешок, вот мы и таскались, с этими мешками. Со стороны на нас
смотреть - мы еще мальчишки, дикари. Я-то кое-как обтерся, работая
молотобойцем, слесарем, кучером, встречался с грамотными умными людьми, а
многие советенские ребята никуда не выезжали, ничего не видели.
-
По прибытии в г. Троицк нас пропустили через карантин, потом офицеры, старшие
унтер-офицеры стали нас формировать по ротам. Тут кончилась наша свобода, нам
предъявили требования устава, военной дисциплины. Мы, из В-Суксунской волости
почти все попали в 16 роту, 36 запасного стрелкового полка, я попал по росту в
первый взвод. Началась наша солдатская жизнь, о которой раньше мы почти ничего
не знали.
-
Наша 16 рота занимала деревянный барак на окраине города Троицка в военном
городке из деревянных казарм. В бараках были двухъярусные нары с двух сторон, с
тюфяками, набитыми соломой, в помещениях было холодно, мы спали вплотную друг к
другу. Обмундирование укладывали под голову. В казармах стоял спертый воздух,
насыщенный разными запахами. Туалеты общие на несколько казарм, находились
далеко, при срочной надобности не всегда добежать успеешь. В роте было 4 взвода,
во взводе 4 отделения. В каждом взводе было начальство: командир взвода офицер,
помощник командира взвода унтер-офицер, командир отделения ефрейтор. Командир
роты, фельдфебель, каптенармус, ротный писарь - ротное начальство. Главное лицо
роты фельдфебель - гроза роты. Подъем в 6 часов утра, отбой в 11 часов вечера.
Учить нас начали с азов. Больше всего времени занимала строевая подготовка.
Изучали материальную часть винтовки и гранаты. Много времени отводилось на
изучение обращения согласно званиям и титулам, от ефрейтора до государя, это
самые трудные занятия. Нужно было запомнить и не путать, кого называть ваше
благородие, кого ваше превосходительство, ваше высочество и т.д. Нужно было
запомнить воинские звания и отличать их по погонам. Потом нам вдалбливали в
головы, кто является внешним врагом, кто внутренний враг. Внешнего врага мы
усвоили сразу - это германец, с внутренними врагами все было гораздо сложней.
Старший унтер-офицер спрашивает на занятиях: "Солдат Устюгов скажите кто
твой внутренний и внешний враг?". Солдат Устюгов ему отвечает:
"Господин старший унтер-офицер, внешний враг - это Германия, а внутренний
враг это тот, кто против царя и бога!". Ответ был правильный, но
большинство из нас не знали, что собой представляли внутренние враги, почему
они против царя и бога. В скором времени нам пришлось узнать и увидеть этих
внутренних врагов. Трудно было разобраться неграмотному солдату кому и как
отдавать честь - приветствовать начальство. Надо было знать звания по погонам,
у кого, сколько звездочек, просветов, большинство из нас никогда не видело
начальника старше урядника. Из молодых солдат неграмотных было 50%, а среди
старших возрастов 80% и более. Часто солдат за невыполнение этих уставных
требований правил чинопочитания, попадал на гауптвахту, ставили под винтовку
или давали наряд вне очереди.
-
Больше всего выматывала строевая подготовка, обучение штыковому бою. Бегали с
деревянными винтовками и кололи соломенные чучела, кричали ура! Боевая винтовка
была только одна на отделение. Дисциплина была палочная, за малейшую ошибку,
провинность били по морде, ставили под винтовку, заставляли ходить
"гусиным шагом" и т.д. Солдат постоянно морально унижали, обзывали
дураком, скотиной, свиньей, тупицей, крыли матом, солдат не имел права возражать
или куда-либо жаловаться. Солдату можно было отвечать только так: "Так
точно, рад стараться, никак нет, слушаюсь ваше благородие". Для солдат
неграмотных, физически и умственно слаборазвитых, особенно инородцев, нацменов,
как их называли, служба была настоящей каторгой. Мне недолго пришлось послужить
в 16 роте, но и то, я сумел получить по морде, и постоять под винтовкой. Под
винтовкой стоял полчаса, за то, что плохо был вычищен бачек, из которого
обедают 6 человек, а я был старшим начальником этого бачка. Бачки были
железные, их нужно после приема пищи хорошо промывать и насухо протирать, иначе
в зауторах бачка появиться ржавчина. Кто-то из очередных солдат плохо вытер
бачек. Фельдфебель роты утром проверял бачки, в нашем бачке обнаружил ржавчину.
Он вызвал меня, как старшего, ткнул мня носом в бачек, и сказал: "На
полчаса под винтовку!". Я ответил: "Слушаюсь господин фельдфебель,
виноват!". Раньше я думал, что наказание под винтовку, это легкое
наказание. Но когда сам постоял полчаса под винтовкой по команде "смирно,
на плечо!", то узнал, что это тяжелое наказание. Когда стоишь первые
минуты, не чувствуешь тяжести винтовки. После десяти минут винтовка значительно
тяжелеет, после двадцати минут винтовка становиться невыносимо тяжелой, на 25
минуте начинает кружиться голова и рябить в глазах. И когда думаю все, сейчас
упаду, слышу команду дежурного по роте: "Устюгов, слушай мою команду, к
ноге, вольно". Дольше я бы не выстоял, были случаи, когда солдаты под
винтовкой, с выкладкой, падали. Месяцы обучения солдата делу войны,
вытравливали из него все человеческие чувства, чтобы он был послушным оружием в
руках царского самодержавия, превращали его в бессловесную скотину.
Несправедливость и жестокость выбивала солдата из душевного равновесия, бывали
случаи самоубийства, членовредительства и мести офицерству. За
членовредительство сажали в тюрьму, и солдат считал это лучшим исходом. Жили мы
в антисанитарных условиях: негде было высушить носки, портянки, в казарме
стояла неимоверная духота, обедали в казарме, разместившись на нарах. Из одного
бачка хлебали 6-8 человек, чтобы не остаться голодным, каждый старался быстрее
и побольше зачерпнуть. У каждого солдата была своя ложка, которую он носил за
голенищем сапога или обмотки. Белье меняли и в баню ходили через каждые десять дней.
Иногда в бане успевали переменить только белье, не успеешь раздеться и
помыться, как слышишь команду: "выходи, одеваться быстрее!". В
полковую церковь нас гоняли в каждое воскресенье. В один прекрасный день,
вызвали меня в ротную канцелярию и объявили мне, что я откомандировываюсь в
подготовительную команду, а оттуда в учебную команду.
-
Подбирали в учебную команду грамотных солдат, физически развитых, сыновей
богатых крестьян, из Советной я только один попал в эту команду, хотя был из
бедной семьи и физически развит слабее других. Со мной попали в учебную
команду: Федор Бунаков из Журавлей, Степан Башкирцев из Торговища, Чернобровин
из Медянки и Геннадий Стрелков из Суксуна. Во второй набор попал в учебную
команду из Советной Козионов Иван. В подготовительной команде нас было 35
человек, поместили нас в одной из рот. Команда была отдельным подразделением,
подчинялась штабу полка. Занимался с нами взводный офицер, фамилию его забыл.
Это был хороший, образованный, культурный человек. Занимался он с нами строевой
подготовкой и топографией, рассказал о программе подготовки. По сравнению с
ротной жизнью, эта команда для нас была отдыхом, и кормили нас лучше. Вот в
этой команде и застала меня Февральская революция. Около 2-х часов ночи, не
помню число, нас всех спавших в казарме разбудил пьяный фельдфебель.
Взобравшись на какую-то возвышенность, он громко кричал: "Вставайте, черт
вас побери! Господа! Царя Николая нет! Нет царского самодержавия! Теперь нет
вашего благородия! Вашего высокородия! Вашего Величества! Сейчас все господа!
Господин солдат! Господин полковник! Господин прапорщик! Господа, сейчас
свобода! Да здравствует свобода!". Солдаты все проснулись, не понимая в
чем дело, почему царя не стало? Для меня это тоже было непонятно, как же так,
царя нет? Мы все были, особенно крестьянская молодежь, воспитаны: "Господь
на небе, а царь на земле". Царь - это земной бог. Во всех церквях России,
каждое воскресение и во все праздники, попы воспевали "боже царя
храни". А тут вдруг "долой царя Николая". Среди нас были и такие
солдаты, которые разбирались в текущих событиях. Таким был Степан Башкирцев, из
Торговища. Расстрелян в 1937 г., как враг народа, он был
анархистом-синдикалистом. В.Б. Потом выяснилось, что царское самодержавие
свергнуто и государством будет управлять временное правительство. В последнее
время ходило много анекдотов и всяких разговоров о царе, царице, Гришке
Распутине, но говорили об этом шепотом, с осторожностью. А сейчас вдруг о царе
и его окружении заговорили в полный голос. В казармах появились люди, которые
рассказывал о предстоящих событиях. Нужно сказать, что большинство солдат, не
понимало этих событий, и судили об этом по-разному. Все конечно ждали, что
война сейчас кончится, и нас отпустят домой. Но наши радости были
преждевременны, в армии осталось почти все по-старому, войну будем вести до
победного конца. Все армейские уставы оставались прежними, дисциплина та же,
командиры те же. Продолжались призывы к защите отечества. Из Троицкой тюрьмы
были выпущены некоторые политические заключенные. В первые дни после свержения
самодержавия было много собраний и митингов, офицеры были осторожны в обращении
с солдатами. Воинская дисциплина ослабла, в казармах началось пьянство и
воровство, кое-кто пользовался моментом.
-
В скором времени нас перевели в учебную команду, которая размещалась в
двухэтажном кирпичном здании, бывшей гимназии. Недалеко от нас находился
женский монастырь. Разбили нас повзводно, я попал в первый взвод, командир
офицер Борцов. Начальником команды был прапорщик Клочан, это был красивый
стройный мужчина, курсанты его уважали за ум, справедливость и скромность. Все
офицеры имели постоянных денщиков, а у начальника учебной команды Клочана
постоянного денщика не было. Чистили сапоги и носили ему еду на квартиру
курсанты по очереди, под контролем фельдфебеля. Дважды я тоже участвовал в
данной процедуре. Курсанты с удовольствием чистили сапоги и носили обед
начальнику, когда остальные занимались строевой подготовкой. Жена у начальника
Клочана была ему под стать, красивая и скромная. Был такой случай: я принес
обед, начальник ещё не пришел, я присел, ожидая его, чтобы вычистить ему
сапоги. Жена попросила меня почистить ей ботинки, и я с полным удовольствием
принялся за дело. За этим делом и застал меня начальник учебной команды Клочан,
он меня предупредил, чтобы этого больше не было, а жене сказал: "Последний
раз говорю тебе, чтобы больше не заставляла курсантов чистить свои
ботинки!".
-
Учебная команда готовила младших командиров для полка. Дисциплина в учебной
команде была суровая, строже, чем в стрелковой роте. В программу наших занятий
входила строевая подготовка, стрелковое дело, боевая подготовка, уставы,
топография, физическая подготовка. На первом месте стояла строевая подготовка,
шагистика, выправка были отработаны до совершенства. Неслучайно Троицкий купец
Яушев, часто договаривался с начальником учебной команды, чтобы команда в
воскресенье промаршировала перед домом Яушева отличным строевым шагом, за это
Яушев платил деньги. Часто в воскресение или после занятий, начальник команды
нам объявлял: "Что, господа курсанты, пройдем по городу четким строем, с
песнями, перед домом Яушева?! Только нужно всем, подтянутся, почиститься и показать
хорошую строевую выправку и удалую песню". Нужно сказать, что команда пела
песни исключительно хорошо, красиво, в команде были хорошие запевалы и певцы с
прекрасными голосами, был подобран репертуар. Когда мы шли по городу Троицку с
песнями, население специально выходило слушать нас. Мне эта прогулка по городу
нравилась, командовал сам начальник, идя впереди строя. Яушев стоял на балконе,
начальник подавал команду "ногу", это значит нужно четче ставить ногу
и по мостовой отдавался чеканный твердый шаг, как единый удар двухсот
человеческих ног. Так мы проходили по улице строевым шагом, с песнями, сто
молодых курсантов, 19 лет. Недаром купец Аушев платил за это деньги.
-
Взводным командиром нашего первого взвода был прапорщик Борцов, которого
курсанты просто ненавидели. Он часто издевался над курсантами, по всему в нем
угадывался сынок богатых родителей. Когда он водил взвод на занятия в поле или
на строевую подготовку, требовал, чтобы с первого шагу взвод запевал песню, что
было трудно сделать и не всегда удавалось. Тогда Борцов начинал гонять взвод
бегом и опять требовал "взвод запевай". Курсанты, обозленные на него,
молчат. Он, свирепея, кричит: "Так вы петь не хотите, я вам покажу!",
и опять начинал гонять взвод бегом. Бывало до того курсанты добегают, что
начинают отставать, и отстающим он начинает раздавать наряды вне очереди. Не
было ни одного курсанта в нашем взводе кто бы не получал наряд вне очереди,
многие стояли под винтовкой. Были случаи Борцов применял мордобой, это было уже
после февраля, когда на митингах было много сказано о свободе и отмене телесных
наказаний. В армии оставалось все по-старому, ничего не изменилось, командовали
те же офицеры, что и при царе. У всех курсантов нашего взвода терпение
кончилось. Как- то на строевом учении Борцов опять начал гонять взвод,
приказывая петь песни с первого шага, курсанты молчали, по команде
"кругом" продолжали бежать вперед, тогда ему пришлось догонять взвод.
Догнав, он рассвирепевший, начал орать на нас, отчитывать. Кончилось запретом на увольнение в город на
целый месяц. Ранее примерно половина взвода, каждое воскресенье получала
увольнение в город, а тут запрет на целый месяц. Курсанты объявили Борцову
бойкот, утром, когда он привычно поздоровался: "Здравствуйте господа
курсанты!" - взвод молчал. Борцов подумал, что не расслышали команду,
повторил, взвод молчит. Тогда он начал кричать, что это коллективное
неподчинение командиру, нарушение устава - всех в тюрьму посажу. Еще долго
кричал и угрожал всеми карами: "Я найду зачинщиков!", и разъяренный
убежал. Минут через пятнадцать пришел начальник Клочан, была подана команда
"смирно", начальник подошел и поздоровался: "Здравствуйте
господа курсанты первого взвода!". Весь взвод, как один: "Здравия
желаем господин начальник!". После этого нас начали вызывать к начальнику
команды - всё искали зачинщика этого скандала, но выявить не удалось, да мы и
сами не знали кто это начал. Когда меня вызвал начальник, задал дополнительный
вопрос: "Почему лично вы не ответили на приветствие Борцова?". "Я
хотел ответить, но все молчали, и я стал молчать" - ответил я начальнику.
Начальник сказал, что это дело пахнет трибуналом и тюрьмой, но все обошлось
благополучно. Через два дня, после этого случая, к нам во взвод пришел
начальник команды Колчан с офицером и сказал, что этот прапорщик господин
Игнатьев будет у вас взводным командиром, вместо Борцова. Борцова куда-то
откомандировали, и мы были довольны, что благополучно избавились от него.
Прапорщик Игнатьев был у нас взводным командиром до конца курса обучения,
курсанты его любили. Игнатьев привил нам любовь к военной топографии, к
изучению военных уставов, он приходил к нам и во вне учебного времени,
беседовал с нами.
-
Февральская революция, свержение самодержавия всколыхнуло и солдатскую массу,
началось брожение и в нашем 131 полку, был создан полковой комитет. Среди
солдат были большевики. В городе Троицке тоже развернули свою работу
большевики. Все это оказывало влияние и на курсантов учебной команды. Нашу
команду старались изолировать от полка, от всех событий, которые проходили в
городе. При учебной команде была группа вольноопределяющихся, они у нас
стажировались, проходили практику. Я знал одного из них, коренастого, который
всегда собирал вокруг себя курсантов и рьяно агитировал за большевиков. Меня с
этим человеком столкнул один случай: на стене нашего здания, около входа был
наклеен плакат, на котором была изображена пирамида эксплуатации народа, я
стоял и рассматривал этот плакат. Ко мне подошел вот этот коренастый
вольноопределяющийся и спросил: "Понятен тебе курсант этот
плакат-карикатура?". Я ответил, что
плохо понимаю. Он взял меня за руку и стал рассказывать содержание этого
плаката, доказывая его фактами из жизни рабочих, крестьян, капиталистов,
помещиков. Потом я с этим человеком еще несколько раз встречался. Он мне открыл
глаза на многое, я не помню его фамилию, а звали его Иннокентием, он был из
Петербурга. У нас, между курсантами, часто велись споры: одни были ярыми
защитниками старых порядков, другие были за новые порядки. Я был на распутье:
ещё не мог разобраться в происходящих событиях. Большинство курсантов были из
богатых крестьян, нас, бедняков было мало. В моем отделении все были сыновья
богатых крестьян, например, Бунаков из Журавлей, Чернобровин из Медянки и
другие. Открыто говорить курсанту против временного правительства, было опасно,
за это могли запереть в тюрьму или расстрелять за измену Родине. В городе
проходили собрания, митинги, где выступали представители разных партий:
анархисты, меньшевики, эсеры, большевики и другие. Большинство из курсантов не
разбирались в политике этих партий.
Продолжение следует.
Комментариев нет:
Отправить комментарий