= Работа в Верх-Суксуне.
Сначала
мая 1922 года работаю секретарем В-Суксунского волостного комитета партии.
Работа для меня новая, опыта партработы в таких организациях не имел и смутно
представлял себе новую работу, но больше никого подходящего по партстажу и
другим качествам не было. Был старый коммунист с 1918 года, Хлызов Алексей, но
он являлся чрезвычайным уполномоченным по В-Суксунской волости. Всего в
В-Суксунской волостной парторганизации было около 18 комунистов, они были
разбросаны по территории всей волости. Волость объединяла около 25 деревень и
сел, коммунисты были только в 6 деревнях и селах. В бывшей Тохтаревской волости
не было ни одного коммуниста, в бывшей Журавлинской волости был один коммунист.
В моей памяти остались следующие коммунисты: Захаров Александр Иванович
(секретарь волисполкома), Хлызов Алексей Александрович (Киселево), Бунаков
(крестьянин, д. Киселево), Матвеев (д. Опалихино), Устюгов Василий Демидович
(с. Советная), Панкратов Леонтий (Советная), Воробьев Михаил (Советная),
Поспелов Алексей Александрович (Советная), Мосеев Семен (Советная), Желтышев
Тимофей Степанович (Советная), Желтышев Иван Миронович (Советная), Хлызов Петр
Анистофорович (Советная), Матвеева (д.Сасыково), Ташкинов Афонасий (Журавли) и
другие коммунисты, фамилии забыл. После разгрома ссыппункта в Суксуне,
Суксунская партийная организация была ликвидирована, остался один коммунист
Блохин Сергей, судья, который состоял на учете в нашей парторганизации. Потом
был принят кандидатом партии Васильев Дмитрий из Суксуна. В этот период быть коммунистом
в деревне было очень трудно, 1922 год это разруха, голод, эпидемии, остатки
недобитых банд. Классовый враг кулаки, торговцы, чувствовали себя еще крепко,
они не голодали, у них всего было в запасе. Вот в этой обстановке коммунистам и
беспартийному активу нужно было вести работу. Нужно было восстанавливать
сельское хозяйство, разоренное двумя войнами, запущенное, с плохо обработанными
землями. Промышленных товаров не поступало совсем. Обстановка в деревнях
В-Суксунской волости была ещё такая, что нужно было быть бдительным и готовым
ко всяким каверзам классового врага. Все коммунисты и комсомольцы В-Суксунской
волостной организации были организованы в отряд, я являлся командиром этого
отряда. Большинство коммунистов и комсомольцев были вооружены винтовками, у
некоторых были пистолеты разных систем. Патронов было мало. Наш отряд выполнял
разные задания. Я уже упоминал, что на территории В-Суксунской волости
действовали остатки разбитого отряда Дрёмина, эта дреминская группа причиняла
нам много хлопот. Все они жили и действовали среди крестьян, взять их было
очень трудно. Дремин и его помощник Быков имели хорошо вооруженную группу
человек 15-20, все они были местными жителями. Открытых вооруженных выступлений
они не проявляли, но часто угрожали местным советским работникам, чтобы они не
доносили на Дремина и подручных. Дремин со своей бандой мог проживать спокойно
на территории некоторых сельсоветов: Журавлинского, Морозковского, главная его
резиденция была в Журавлях. Его активно поддерживали местные кулаки, снабжали
его всеми видами продовольствия, укрывали его, все попытки его взять ни к чему
не приводили. Наш отряд неоднократно выезжал на его поимку, но все
безрезультатно. Бывало доносили, что Дремин сегодня ночью будет находиться в
Журавлях, в таком-то доме. Мы немедленно выезжали совместно с работниками
милиции, окружали этот дом, но Дремина там не оказывалось, хозяева говорили,
что никакого Дремина в глаза не видали. В марте 1922 года наш осведомитель
сообщил, что Дремин такого-то числа, организует нападение на ссыпной пункт,
который находился в Суксуне. Нами, совместно с работниками милиции, были
приняты соответствующие меры: были усилены караулы складов, я со своим отрядом
в 15 человек, заняли позиции в д. Кошелево, на берегу Сылвы. Было установлено,
что Дрёмин действительно организовал нападение на склады ссыппункта, у него все
было подготовлено: расставлены люди, приготовлены подводы. Узнав, что ссыппункт
усиленно охраняется, нападение на этот раз Дремин отложил. Все коммунисты нашей
организации, физически здоровые, входили в части ЧОН (Чрезвычайный отряд
особого назначения). Коммунисты В-Суксунской волости были зачислены в 315
отдельный Кунгурский батальон ЧОН. Зимой 1922 года мы выезжали на месячные
сборы в Красноуфимск, для прохождения боевой подготовки. В части ЧОН были
зачислены коммунисты и некоторые комсомольцы старших возрастов, каждый знал
свою роту, свой взвод, куда он был зачислен, знал своих командиров. В случае
каких-либо чрезвычайных событий мы должны были явиться, в свое подразделение, в
заранее назначенное место. В 1922 году обстановка в нашей волости была
беспокойная, нужно всегда быть начеку, нужно быть осторожным и осмотрительным,
в то же время нужно было действовать смело и решительно. Классовый враг был еще
силен экономически и идеологически. Кулаки, бывшие торговцы, духовенство и
другие силы буржуазии держали под своим влиянием основную массу крестьян. Землю
поделили, бедняки и середняки получили дополнительно землю и больше мы ничего
не могли им дать и чем-либо помочь, в этот период, Советская власть была еще
бедна. Был организован волостной комитет взаимопомощи, но в амбарах этого
комитета почти ничего не было. Председателем этого комитета был крестьянин
середняк Матвеев из д. Лягушино, он особо не усердствовал в этой работе, сам он
не голодал. Кулаки кое-какие подачки давали беднякам, у них была и тягловая
сила и инвентарь для обработки земли. Они дадут бедняку лошадь на один денек
вспахать, еще кое-что, бедняк за это должен отработать. Например, в В-Суксуне,
такие богатые хозяйства, как Пономаревы, Щелконоговы, Кудашевы, у них всего
было в достатке, кое-что было припрятано из промышленных товаров, они не
голодали. Классовый враг всю эту обстановку использовал против Советской
власти. Мне пришлось в этот период очень часто, сталкивался с кулацкой
ненавистью. Я выезжал как-то в Тохтарево по выполнению продналога: яйцо-масло
заготовки. Это богатое село, кулаки здесь верховодили. Основная тяжесть налога
была на кулаках и богатых середняках. Было собрано собрание, на собрание в первую
очередь явились кулаки. На собрании я разъяснил, кто, сколько и чего должен
сдать государству, зачитал списки. Выступил один кулак, потом второй, третий и
все заявили, что платить у них нечем: у нас ничего нет. Выступила одна женщина
беднячка: «Мы итак голодаем, а вы у нас хотите последнее забрать, не дадим!»
закричала она. Я ей разъяснил, что у вас никто, ничего не берет и нечего вам
кричать. Я заявил, что если к такому-то числу, такие-то не уплатят налог,
произведем обыск и возьмем административным путем. Как кулаки на меня
набросились, сколько в их взглядах было злобы и ненависти, они меня прижали в
угол и готовы были разорвать! У меня было с собой оружие, я предупредил, что
только кто-либо посмеет меня коснуться, я пристрелю на месте. Председателю сельсовета
предложил, чтобы он восстановил порядок и предупредил его, что если будет
сорвано собрание, он пойдет под суд. Председатель тоже был из кулаков. Собрание
решило, ходатайствовать, чтобы с них сняли налог. Я предупредил, что они
обязаны установленный налог уплатить (яйцо, масло, картофель, зерно, сено). На
следующий раз мне пришлось выезжать в Тохтарево с двумя милиционерами, у
кулаков пришлось произвести обыски и изъять найденные продукты.
- Как-то в июне 1922 года мне пришлось
выехать в с. Журавли, чтобы провести собрание по вопросу яйцо-масло заготовок,
был воскресный день. Председателем Журавлинского сельсовета был некто Морозов,
богатый крестьянин, кулак. Я знал, что Дремин со своими друзьями скрывается в
районе Журавлей. Благодаря
журавлинским кулакам и другим, из
близлежащих деревень, Дремин так долго мог действовать без опаски и быть
неуловимым. Быстро было собрано собрание в помещении сельсовета. Я на собрании
сообщил, сколько журавлинский сельсовет должен сдать государству яиц и масла,
разъяснил для чего это нужно. Впереди на собрании сидели все богатые мужики
кулаки, многих я знал лично и они меня знали. Стали выступать крестьяне. Первым
выступил член сельсовета Бунаков, он заявил, что у них нет ни яиц, ни масла,
сами их не едим. Я это выступление опроверг, сказал, что у кулаков и середняков
яйца и масло есть. Потом выступил один из кулаков, и заявил, что они не обязаны
кормить каких-то там выкормышей, он имел в виду детей сирот из детского дома.
Начались злобные выкрики: «Приехал чужим добром распоряжаться!, пускай
большевики коммунисты кормят этих … !, хватит нас обирать». Я заявил, что если
добровольно не будет выполнен план сбора яиц и масла, тогда придется применить
меры принуждения. Собрание загудело, повскакали с мест, один кулак вышел вперед
и заявил: «Вы нас не пугайте, можете взять силой!». В этот момент мне кто-то
подал бумажку, я быстро прочитал, малограмотной рукой было написано: «Товарищ
представитель, на собрание пришел Дремин со своими дружками, у них «леворверы»,
они вас убъют». Бумажку эту я передал председателю сельсовета Морозову. Сразу,
тут же увидел: вперед проходили два человека, один из них был Дремин, я знал
его по фотокарточке, они остановились в дверях. Собрание замолкло, все стали
оглядываться назад. Я растерялся, не знал что делать, в этот момент я передумал
разные варианты. Бороться вооруженным путем, у меня была винтовка и револьвер,
бесполезно, я предложил председателю закрыть собрание. Собрание было закрыто,
но народ не расходился. Я предупредил председателя сельсовета, что если
что-нибудь со мной случиться, в первую очередь вы будете нести ответственность.
Морозов мне спокойно отвечал, что ничего не случиться, будьте спокойны. Народ
долго еще не расходился. Дремин со своими дружками куда-то ушли. Я думал о своем положении: Дремину
ничего не стоило со мной
разделаться, я
был один, но он этого не сделал, потому, что за это будет отвечать не только
Дремин, но и те, кто его поддерживает и скрывает.
Председатель с/с предложил мне пойти у
него пообедать.
Мне ничего не оставалось делать, как согласиться на это предложение, тем более
я был голоден. У
Морозова
был хороший большой дом, богатые надворные постройки и внутри дома и двора все
выглядело богато. Семья была хорошо упитанная и одетая. Когда сели обедать, к воротам дома
подъехали на 2 лошадях, запряженных в долгушки, с гармошкой человек 7 и стали
стучать в ворота, которые были закрыты на запор. «Кто это такие и зачем они
приехали?» - спросил я Морозова. Он ответил: «Это Дремин со своей компанией приехали
за угощением». Потом Морозов вышел во двор, что-то долго с ними
разговаривал, не открывая ворот. Потом вся эта компания уехала. Я спросил, о чем это он разговаривал с Дреминым?
Морозов ответил, что Дремин просил, чтобы его и его компанию угостили, но Морозов
отказал им в этом. Пообедав, я решил ехать скорее в В-Суксун и предложил, чтоб со мною поехал Морозов, но он
категорически отказался. Можете ехать спокойно, с вами ничего не случиться,
сказал он. Повез меня богатый крестьянин по фамилия тоже Морозов. «Почему вы
охраняете и содержите Дремина?» - спросил я у крестьянина. Он ответил:
«Когда-то некоторые мужики верили Дремину и помогали ему, а сейчас никто не
верит, никто помогать не хочет. Живет он не у нас в Журавлях, а где-то скрывается в другом месте». Когда мы стали
подъезжать к д. Морозково, раздались два винтовочных выстрела, пули просвистали
над головой. Я спрыгнул с долгушки и лег на землю. Винтовка была у меня
заряжена 5 патронами. крестьянин немного отъехал. «Садитесь, товарищ Устюгов,
это они балуются. Надоела эти «дремины» нам, одно беспокойство
от них!» По приезду в Суксун я рассказал
обо всем Уполномоченому ГПУ и начальнику милиции. В' понедельник в Журавли выехал целый отряд работников милиции и
коммунисты. Председатель Журавлинского сельсовета был арестован, у всех кулаков
был произведен обыск. Было
изъято имеющееся продовольствие.
Остальным крестьянам было предложено, полагающееся количество яиц и масла
немедленно сдать. Крестьян все
это выполнили.
Председатель с/с Морозов через несколько дней был освобожден и предупрежден,
что если они будут укрывать Дремина и его дружков, то ко всем кулакам и другим
крестьянам будут применяться самые строгие меры, вплоть до конфискации
имущества. После этого Дремин был вынужден переехать из этого района, а в
последствии он бы вынужден уехать в Сибирь. В 1926 году, его вместе с другом
Быковым взяли в городе Омске, где он долгое время скрывался под другой
фамилией. Его судили в Кунгуре, приговорили к расстрелу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий